Продолжаю.... Еще один рассказ с моей родины от моего друга!
Желанный гость
Людям нравятся страшные истории, рассказы о сверхъестественных событиях, которые нежданно и негаданно вторгаются в привычную рутину. Для нас это своего рода эскапизм, бегство от повседневности внутри повседневности. Что может быть более заманчивым, чем экстремальные ощущения, пережитые в полной безопасности, в комфорте и уюте домашней обстановки. Не важно насколько ты образован или рационален, что-то в подсознании охотно откликается на зов потустороннего. Быть может, мы интуитивно понимаем, что привычная реальность это лишь иллюзия, порождённая нашим восприятием, а за её пределами простирается царство непознанного опыта. Лично мне всегда казалось, что мстительные духи и тому подобная паранормальная «шушера», если и может существовать, то только лишь в пределах человеческого сознания. Это скорее психическое явление, чем объективная реальность. Однажды я спросил своего отца, старого таёжника и человека «бывалого», сталкивался ли он, хотя бы раз, с чем-то совершенно выходящим из ряда вон, фантастическим. Он поднял меня на смех и сказал: «Серёга, надо интересоваться реальными вещами, а не всякой х..той!» С тех пор, я стараюсь придерживаться трезвой рационалистической линии. Дескать, две прямые никогда не пересекаются и тому подобная тоска. Однако последние открытия в области физики заставляют задуматься над тем, что объективный мир на самом деле не такой уж и объективный, а реальность далеко не так реальна, как мы привыкли полагать. Так что вопрос о природе паранормального остаётся открытым на неопределённый срок, и пускай каждый ответит на него сам, согласно собственному воображению. Я лишь хочу рассказать вам странноватую историю, которая родилась в таёжной глуши Аяно – Майского района и пожалуй самое интересное в ней то, что она правдива. Одной лютой зимой, мой друг по прозвищу Дохлый остался ночевать в таёжной избушке совсем один. Вернее, компания была, но весьма скромная – полбутылки. На природе и под горячую закуску, тем более для человека искушённого, это не более чем лёгкий «глоточек для аппетита». Подобный глоточек в тайге бывает не менее важен, чем меткий выстрел или сухие ноги. Хмурые дальневосточные дебри начинают глядеть веселее, кровь становится горячей, а мысли о будущем внушают оптимизм. Лёгкое опьянение напоминает нежный свет керосиновой лампы, который разливаясь даже по самой убогой избе, делает её обжитой и уютной. На раскалённой буржуйке пыхтит котелок, а мороз, оседая кристаллами инея, пытается пробраться сквозь дверные щели. Настоящая идиллия. Сидишь у лампы за грубым деревянным столом, куришь и смотришь на чёрный провал окна, что же готовит ночь. Дохлого смущало лишь одно, не было собаки. Без собаки всё же, ночевать тревожно. Избушка располагалась не так уж и далеко от посёлка Нелькан, где то километров 16 вниз по замёрзшей реке Мая, на участке Батомга. Ниже по течению было другое село Джигда и знаменитые Ципандинские пещеры, где на серых камнях можно различить рисунки древних племён. Спутники Дохлого отправились на снегоходах в Джигду, а он остался ждать их в одинокой избушке. Близилась глубокая ночь, хмель выветрился, и нужно было тушить лампу и ложиться спать. Тут дверь избушки отворилась, и в неё зашёл молодой человек, блондин в какой-то старой шинели, без особых примет, самый обыкновенный. Да вот только кругом глушь, морозная ночь и не одной живой души на много километров, откуда он взялся и как прошёл через заваленную снегом и скованную холодом тайгу? Подъезжающий снегоход на морозе слышно за версту, а тут в этой жалкой шинелишке и даже без шапки. Странно. Однако самое странное, что Дохлый совершенно не удивился внезапному пришельцу. В его сознании что-то незаметно изменилось, и этот дикий визит, показался ему совершенно естественным, хотя он видел этого человека в первый и единственный раз. Он не испытал никакого удивления или страха, скорее ему показалось, что он знает пришельца с пелёнок и доверяет ему всецело, как самому себе. Вместо загадочного незнакомца к нему явился долгожданный гость. Он сел за стол и начал говорить, говорить, говорить. Сейчас Дохлый не может вспомнить не единого слова, речь незнакомца лилась подобно потоку и он заполнял сознание, как талая вода заполняет канавы. Мыслей не было, голова наливалась свинцом и чувство собственного «я» ускользало, растворившись в бессвязной болтовне. Это было похоже на разговор в пьяном угаре, когда собеседники уже не слышат и не понимают друг друга, а просто сидят, и бессознательно бормочут что то. Слова смешались и превратились в тягучий вой, который звучал то ли где-то глубоко в черепе, то ли в тайге. Вой зимнего ветра. Голос ледяной неотвратимости, когда ты понимаешь - всё, конец, метель тебя не отпустит. Незнакомец сидел напротив, а его лицо стало как у манекена, пустое, бессмысленное. Маска. Стало казаться: просто воет ветер в провале окна, говорил ли он вообще, или это я говорил, а он только слушал? Да! Он не может сказать и слова, он только слушает! И не заходил он вовсе, а всегда был здесь. Всегда! Сидел вот тут, а я его не замечал. Какая то безумная уверенность в этом захлестнула Дохлого и от неё, почему то, стало легко и отрадно. Он покойник – подумал Дохлый, замёрз, теперь видно, что промёрз насквозь и глаза у него как стекляшки, и я тоже замёрзну, но это ничего, так здесь положено. Будем сидеть вместе, и ждать гостей и слушать ветер. А ветер шептал интересное: « Здесь мороз. Иди к нам». Незнакомец будто услышал. Поднялся, оправил шинель и сказал: « Пошли, покажу кое-что» и вышел из избы. Дохлый послушно поплёлся за ним на сорока градусный мороз, не надев даже шапки и валенок, просто в голову не пришло. При сорока градусах или ниже, плевок превращается в ледышку, ещё не долетев до земли, а ветки разлетаются от удара словно хрустальные. Дохлый мороза не замечал, он будто под гипнозом, совершенно бездумно, шёл за своим новым приятелем. Его размытый силуэт маячил впереди, уводя всё дальше от спасительного тепла, от крова. Сзади шёл ещё кто-то, Дохлый слышал хруст снега за спиной, но не оборачивался. «Ну как ты Андрюша? Намаялась с тобой мать. Любимый ты у неё, а теперь всё, здесь останешься» - Причитала за спиной бабушка Альбина. Клюкву собирала на болоте, давно уж померла. Незнакомец наконец остановился, когда Дохлый поравнялся с ним, стало ясно – впереди обрыв, бездонный и чёрный. «Прыгай» - приказал незнакомец и Дохлый без тени сомнения нырнул в морозную тьму. Лишь в голове промелькнуло: «раз сказал, значит надо!». Падение, затем удар, хруст веток и холод. Ледяной, чудовищный холод, когда мороз будто сжигает мясо и выкручивает кости, а потом пришло самое страшное – осознание. Удар будто развеял наваждение и Дохлый объятый ужасом и морозом выбрался из оврага и побежал, полетел на негнущихся, деревянных ногах обратно к избе, к печке, к теплу, к спасению. От смертельной хватки зимы Дохлого спасло только то, что овраг был не слишком глубокий, да и располагался он не так уж и далеко от избы. Остаток ночи, он провёл возле раскалённой буржуйки, растирая подмороженные пальцы и жадно впитывая, всем телом, печной жар. Холод прошёл, но осталась боль от многочисленных ушибов и обморожений. заглушаемый чередой лихорадочных вопросов – это было по правде, или я просто бродил во сне? Как сам не заметил что задремал? Может ли быть? ведь как наяву видел, как наяву слышал! Керосин в лампе закончился и только жалкий огарок свечи защищал Дохлого от тревожной чернильной тьмы. Стальные тиски пережитого сжимали Дохлого до самого рассвета и когда его спутники приехали за ним, он всё им рассказал. Никто не стал смеяться, все знали, что у этих мест дурная слава. После этого случая Дохлый стал часто «зависать», уставится в одну точку пустым стеклянным взором и сидит, как будто в мороке каком. На труп становится похож. За это и получил своё прозвище – Дохлый. Ему порою кажется, что он всё ещё сидит в той избушке. Слушает ветер.
Лапоников С.
|